Гладков Павел Васильевич

На самом деле я родился 9 мая 1921 года, но наш сельский батюшка записал 10 мая, так у меня во всех документах и значится. Мы жили в селе Новое Зубарево Краснослободского района Мордовской АССР, а семья у нас была обычная для тех времен: отец, мама, бабушка и нас трое братьев и сестра.

Детство у меня было самое обычное для деревенских детей того времени. Играли, ходили в лес за диким луком, щавелем, яйцами птиц, ну и, конечно, с малых лет начали помогать родителям.

— Как Вы узнали, что началась война?

— В те дни мы в Саранском педагогическом институте как раз сдавали выпускные экзамены, и на 26 июня у нас был назначен последний — по истории древнего мира. В воскресенье, 22 июня, после нескольких предварительных сообщений о том, что будет объявлено важное правительственное сообщение, мы узнали, что началась война…

Когда получили дипломы, то все ребята с нашего курса сразу пошли в военкомат проситься в армию. Чуть ли не со скандалом требовали. К нам вышел военком: «Сынки, оставьте свои адреса и разъез¬жайтесь по домам. А когда понадобитесь, мы вас сразу вызовем».

Через некоторое время меня отправили в Оренбург (тогда Чкалов) на курсы усовершенствования командиров зенитной артиллерии. Причем раньше туда присылали армейских командиров, но потом по ходу учебы выяснилось, что мы занимались гораздо лучше них. Потому что в массе своей они были малограмотными, а мы все-таки уже с высшим образованием.

— Как раз на время вашего обучения в училище пришелся самый тяжелый период войны…

— Когда немцы подошли к Москве, то мы думали, что даже если ее и сдадут, то мы с винтовками и гранатами пойдем партизанить — такой у нас был настрой на победу.

И я вообще считаю, что 41-й и начало 42-го мы выдержали только за счет патриотизма. Но ведь он появился не на пустом месте, мы воспитывались на книгах, на фильмах, на героях.

В июне 1942 года окончили учебу, нам присвоили звание лейтенантов и всех отправили в Горький. А уже оттуда я попал в Подмосковье, в Кунцево, где формировался 26-й танковый корпус.

— Насколько успешно ваша батарея проявила себя в боях под Сталинградом?

— Под Сталинградом мы сбили несколько самолетов, главным образом «Хейнкелей-111» и истребителей «Мессершмит-109», которые немцы там использовали как штурмовики. Поэтому они летали на небольших высотах и были, что называется, «для нас». Однажды в зоне ответственности нашей батареи появился немецкий разведчик «Хейнкель-111», и расчет сержанта Юшманова сбил его буквально одной короткой очередью, самолет взорвался прямо в воздухе. Пехота, которая все это видела, громко приветствовала такую снайперскую стрельбу.

— Как Вы узнали о Победе?

— В те дни мы находились километрах в 30–40 к югу от Ростока. Заняли позиции в чистом поле, окопались. А я расположился в домике, метрах в ста, где вроде бы до этого располагался полицейский участок. Вот именно там я за все время на фронте впервые увидел электрический свет. В комнате стояла тумбочка с радиоприемником фирмы «Вольво», мы настроили его на Москву и слушали музыку. Я лег спать, но радио так и не выключил, даже не знаю почему.

И потом сквозь сон я услышал позывные и голос Левитана, который предупредил о том, что будет важнейшее правительственное сообщение. Я вроде бы и сплю, но, как говорится, один глаз спит, а другой глядит. И вот так я услышал о Победе. Буквально впрыгнул в свои сапоги, побежал на батарею: «Тревога!» А кругом уже поднялась сильная стрельба. Все мои бойцы построились, и я им объявил, что война закончилась.

Что тут началось… Все кричат, топают, меня подхватили и начали качать… А когда рассвело, сделали красный флаг и вывесили его.

comunist.md