Это мои мама и папа. Я ими очень горжусь.

Мало, очень мало люди этого поколения, в том числе и мои мама с папой, получили в своей жизни. Но они были счастливы, что смогли получить главное — возможность тратить свои силы для созидания, воспитания, для пользы.

Отец, Рейдман Моисей Шлемович, призван на срочную службу в 1939 году. Войну начал на Украине заместителем политрука роты в звании старшего сержанта.

Прошел всю войну, дважды ранен, оба раза тяжело. Воевал на Западном, 1-м Прибалтийском и 3-м Украинском фронтах. Награжден боевыми орденами и медалями. Закончил войну в Венгрии. Оттуда его 47-я гвардейская стрелковая Невельская орденов Суворова и Отечественной войны дивизия была выведена через Румынию на территорию СССР и в Кишиневе и Одессе расформирована. Здесь, в Кишиневе, 24-летний гвардии майор Рейдман М. Ш. вместе со своими однополчанами остался работать и жил до конца жизни.

Мать, Рейдман (Либерман) Хена Александровна, ушла на фронт добровольцем в октябре 1941 года, после окончания первого курса Московского института стали и сплавов, несмотря на бронь, установленную для металлургов, в т. ч. студентов этой специальности.

Воевала в частях зенитной артиллерии командиром отделения прибористов на зенитной батарее. Батарея была укомплектована исключительно девушками. Единственным мужчиной был комбат. Награждена боевым орденом и медалями. Войну закончила в возрасте 23 лет в Австрии, в Вене. Оттуда, демобилизовавшись, приехала в Кишинев к своей маме, направленной в Молдавию на работу из России. Здесь окончила Кишиневский медицинский институт (первый выпуск) и до пенсии проработала на одном месте — в Детской железнодорожной больнице и поликлинике.

Про войну и отец, и мать рассказывали очень и очень мало, в основном курьезные и «смешные» эпизоды. Приведу несколько.

* * *
Отец после тяжелого ранения под Москвой в 1941 году оказался в эвакогоспитале в г. Канске Красноярского края. Здесь его готовили к ампутации руки, т. к. она была поражена развивающейся гангреной. Он, молодой 21-летний офицер, ругался и не давал делать операцию. На его счастье с инспекцией в госпиталь прибыл какой-то высокий медицинский чин. Отец говорил, что генерал-академик. На обходе он поддержал отца словами: «Молодец парень, им дай волю — они все бы поотрезали, их не волнует, кто же воевать будет». Этот хирург сам прооперировал отца, сохранил ему руку и вернул в строй.

Очень интересный факт: в 1968 году мой старший брат после травмы, полученной во время срочной службы, долечивался в Кишиневском гарнизонном военном госпитале, что был на Буюканах. Как-то, рассматривая в коридоре стенд «Боевой путь части», он заметил, что этот госпиталь «происходит» из г. Канска. Брат показал это пришедшему навестить его отцу. Тот немедленно пошел к главному врачу, и оказалось, что это именно тот эвакогоспиталь, где оперировался отец в начале 1942 года. Отец и главврач выпили тогда крепко.

* * *
Второй эпизод более веселый. Находясь в резерве после ранения и ожидая направления в часть, прикрепленный к столовой резерва отец пошел туда обедать. В дверях стоял комендантский патруль и у всех выходящих что-то спрашивал. Отец не обратил на это внимания. Он поел, засунул по полевой привычке ложку в голенище и пошел к выходу. Патруль его остановил и потребовал отдать ложку, считая, что отец забрал ложку из столовой. Но ложка была его личная, полученная им, оказывается, еще при призыве на срочную службу, и никогда он с ней не расставался. Даже при выписке из госпиталя ему ее вернули вместе с обмундированием и вещмешком. Начался спор с патрулем, перешедший на высокие тона и закончившийся в комендатуре тремя сутками «губы», но с собственной ложкой в голенище.

* * *
Как известно, во время сражения под Москвой стояли суровые морозы. Так вот, когда пошли в контрнаступ¬ление, двигались довольно стремительно, и у кухни, пока она догоняла маршевую роту, еда остывала. Повар выезжал вперед роты, вываливал на брезент из котла замерзший суп. Потом рубил его топором на куски и раздавал бойцам и командирам своей роты, проходящим мимо. Те брали этот кусок в полу шинели, шли и сосали суп-лед, не останавливаясь. Тоже зарисовка.

* * *
Мама рассказывала тоже немного. Их зенитный полк был укомплектован в основном девушками из рязанской и тамбовской сельской местности. Они все были физически довольно сильными и выносливыми. Но лексикон их, прямо скажем, изяществом не отличался, да и то сказать, не было поводов для изящной словесности. Более или менее грамотными и обученными были бойцы отделения прибористов, те, что слушали, рассчитывали высоту, скорость, азимут и тип воздушной цели. Однажды, упустив какой-то бомбардировщик, им пришлось выслушать от комбата, единственного мужчины на батарее, много претензий, выраженных в скупых, но резких выражениях. Прибористки, «заведенные» моей мамочкой, были в большой претензии за оскорбление их благородного слуха и объявили голодовку, ожидая комбатовских извинений. Дело дошло до Особого отдела дивизии, где к нему стали пришивать белыми нитками «членовредительство с целью избежать несения службы и нанесения урона боеспособности подразделения». К счастью, на всех решающих уровнях оказались люди понимающие, и дело закончилось примирением без «потери лица». Кстати, рязанские девочки быстро объяснили этим «фифам из приборного отделения» значение всех использованных слов и выражений. Правда, как говорила моя мама, до конца войны она больше ни разу не слышала от комбата ненормативной и неуставной лексики. Честно скажу, вот в это я верю мало. Но других свидетельств нет.

* * *
Судя по всему, комбат к маме относился хорошо. Часть стояла под городом Ждановым (ныне Мариуполь), несли службу ПВО гигантского металлургического комбината. Комбат знал, что мама закончила один курс в Институте стали и сплавов. Однажды, в период затишья, он предложил маме показать, где та хотела работать. Комбат привел ее в работающий мартеновский цех. Двадцатидвухлетняя девчонка ошалела от жары, пламени, искр, грохота, визга, летающих над головой гигантских емкостей с расплавленным металлом. Мама сказала, что, приехав в Кишинев после войны, она после той экскурсии решила сменить профессию и стала врачом педиатром. Она говорила, что маленькие детки тоже, бывает, очень громко кричат, но это совсем другая музыка.

Мало, очень мало люди этого поколения, в том числе и мои мама с папой, получили в своей жизни. Но они были счастливы, что смогли получить главное — возможность тратить свои силы для созидания, воспитания, для пользы. Вечная им память.

Олег РЕЙДМАН
comunist.md