Такой вот боевой путь у моего деда — от болот Южной Белоруссии в 1941-м до города Моцарта и Бетховена — Вены — в 1945-м

Писать о своих родственниках в газетных публикациях полагаю не слишком скромным. Тем более о родственниках близких. Есть в этом что-то от самолюбования: глядите, дескать, какие мы удальцы в семье. Так ведь и в других семьях таковые найдутся, ничуть не хуже, а может, и лучше.

Дед мой, Дмитрий Феофанович, как и другие фронтовики, с которыми мне доводилось встречаться, весьма неохотно пускался во фронтовые воспоминания. Разве что рассказывал о каких-то казусах, смешных ситуациях.

А ведь войну прошел от «звонка до звонка», так что мог поведать, наверное, немало о боевых эпизодах. Тем более что и награды у него имелись. В том числе и медаль «За оборону Сталинграда». Что творилось в этом городе начиная с июля 1942 года — известно каждому.

Поначалу деду пришлось воевать в самом городе в составе 14-го танкового корпуса. Позже, прочитав историю Сталинградской битвы, мне удалось узнать, что осенью этот корпус находился в ста метрах от Волги и удержал рубеж. Били их нещадно. Но об этом дед тоже не рассказывал. То ли из скромности, то ли щадя мое малолетство. Однако в нашем симферопольском доме квартира была спланирована таким образом, что мне из спальни было весьма удобно подслушивать кухонные разговоры взрослых. И вот однажды, когда к деду пришли сослуживцы, он как-то мимоходом, походя (а разговор шел вовсе не о войне) упомянул о том, что иногда в Сталинграде «даже нижний аварийный люк мы не могли открыть, несмотря на то что клиренс позволял, — люк упирался или в тело, или в груду кирпича».

Конечно, воевать танкисту в городе несподручно: мало места для маневра. Потому Дмитрий Феофанович всегда нелестно отзывался о действиях танков в городе. Но что поделаешь — приказы не обсуждаются.

Ближе к зиме дедовскую часть перебросили южнее Сталинграда. Направления прорыва — севернее и южнее города — были выбраны потому, что там дислоцировались румынские дивизии, которые по уровню боевой подготовки и боевому духу значительно уступали вермахту.

Перед танкистами и кавалеристами ставилась задача разгромить резервы, тылы и штабы противника. «Артиллерия так по румынам работала — у нас на дороге румыны стояли — что разговаривать было невозможно. Такой рёв стоял!..» — обмолвился как-то дед.

Артподготовка оказала на воинство румын такое воздействие, что сразу по ее окончании они вылезли из блиндажей и в панике побежали в тыл, не принимая боя. Танковые клинья сеяли панику и громили тылы 4-й румынской армии. Побежавших с позиций румын удалось не только догнать, но и обогнать. Три румынских полка оказались в котле, и началась настоящая мясорубка. В боях в ноябре-декабре 1942 г. 4-я румынская армия понесла потери более 80 процентов личного состава. Да ведь умение определить, где у противника «тонко», скрытно собрать силы в единый кулак и внезапно ударить — это и есть суворовская «наука побеждать».

Всего этого Дмитрий Феофанович знать не мог — он видел свой участок фронта, не более. Потому и рассказывал исходя из взгляда командира танкового батальона. Например вспоминал, что больше всего его поразили высокие чабанские шапки пленных румын и тонкие шинели. «В таких шинелях много не навоюешь», — покачивал головой Дмитрий Феофанович. И был прав — морозы под Сталинградом в декабре-январе достигали минус сорока градусов.

О боевых возможностях румынских частей дед отзывался с презрением. По его словам, румынская артиллерия была мало опасна для танков Т-34 — слишком мелкокалиберна, а артиллеристы плохо подготовлены. «С берданками они воевали, — рассказывал дед, — а если на взвод два автомата наберется — уже хорошо».

Со снабжением дело обстояло не лучше. Дмитрий Феофанович вспоминал, как жадно ели румынские военнопленные наши харчи — «будто год не жрамши». Пачку папирос, даденную от широты русской души, пленные румыны расхватывали «меньше, чем за секунду».

Еще деда несказанно удивило то, что в румынской армии применялись телесные наказания: «Пороли их, представляешь! Это их пленные уже рассказывали. Чуть что — и прутьями по спине».

В конце Сталинградской операции деду крепко досталось — почти год скитался по госпиталям. Занятие, что и говорить, неприятное, но возможно, оно уберегло ему жизнь. Поскольку не позволило принять участие в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой.

Но вот позади Сталинград и Прохоровка, Румыния и Балатон. И наконец столица Австрии — Вена, где дед и завершил войну. Получив на грудь медаль за взятие этого города.

Такой вот боевой путь — от болот Южной Белоруссии в 1941-м до города Моцарта и Бетховена в 1945-м.

Да, а в танкисты в те времена набирали людей отборных, как тогда говорили, «проверенных на чистом спирте». Хотя дед был непьющим…

Евгений МАРИАН
comunist.md